Что в Украине не так с образованием, кто должен решать эти проблемы и какой должна быть концепция образования? Об этом рассказала социолог Виктория Брындза.
Вперед в прошлое
Сейчас, несмотря на то, что украинское общество задекларировало свою партисипативность и демократичность, институты общества отражают советскую систему, в которой человек – это винтик. Все решения принимает государство, а человек их воплощает. Образование в обществе выполняет несколько функций. Основные – социализация (помощь человеку перейти во взрослую жизнь, понять, как ему взаимодействовать с другими) и передача культурного капитала (то, что мы, как общество, спродуцировали, с помощью образования передается следующим поколениям). Что мы видим в функции социализации? Воспроизведение патерналистических моделей поведения, когда человек не готов делать что-то самостоятельно, скорее воспроизводить знания и решения, которые ему передаются. То есть социализация до сих пор воспроизводит тоталитарную систему, где человек не субъект. Хотя, конечно, не могут все лица быть субъектами. Определенная доля людей должна воспроизводить какую-то программу.
Проблема передачи культурного капитала заключается в том, что наше образование не соответствует требованиям постиндустриального общества, вызовам, которые стоят перед информационным обществом. Нам не нужно больше запоминать, многие вещи есть в доступе. Нам нужно, скорее, уметь пользоваться этими знаниями или знать, как их поискать.
Общество до сих пор ценностно находится под угрозой. Правила игры до сих пор не ясны. Конечно, влияет и военная угроза, но больше – то, что человек не понимает, сохранятся ли завтра эти условия жизни. Что изменится после выборов? Какой будет жизнь после принятия какого-либо закона? Диплом в такой ситуации воспринимается как фактор безопасности.
С одной стороны, все участники образовательного процесса понимают, что что-то не так: мы, как бы получаем знания, но вынуждены нанимать репетиторов, откупаясь от школы. В высшем образовании мы видим ситуацию низкого уровня знаний, но, тем не менее, люди получают дипломы. Из учебных заведений мало кто исключается. Сопротивление проявляется не в переосмыслении системы, не в ее изменении, а в игнорировании, что со временем может привести к тому, что само образование поставится под сомнение. Это опасная тенденция, которая может сбросить нас низко в рейтинге развития человеческого потенциала, который еще держится на высоких показателях из-за формальных вещей – количества лет, проведенных в учебном заведении, количества выпускников и школьников. ОБСЕ ввели новый показатель – тест PISA, который оценивает, насколько школьник может понять, о чем идет речь, насколько он умеет решать проблемы, обладает знаниями. Было доказано, что не играет роли, сколько лет человек просидел в школе. Для общество большее значение имеет, насколько он умеет пользоваться этим знанием, насколько у него развиты когнитивные навыки.
Среднее образование учит нас повторять знания, а не формировать собственное мнение. В учебниках, в частности для младшей школы, поражает то, что там есть только одно решение. Я своему племяннику рекомендовала: бери две тетради – в одной пиши, как хочет учитель, а в другой – что ты действительно думаешь. Это страшно для общества, потому что ломает мозг с самого детства. Ребенка учат не решать проблему, а адаптироваться к тому, что учитель скажет, что правильно, а что – неправильно. Другая сторона медали – учителя не мотивированы работать. Они зажаты бюрократичной системой, свободолюбивыми учениками и родителями, которые не всегда понимают, что такое ответственность, какая функция у учителя и школы. С одной стороны, мы должны тратить время на школу, с другой – чтобы потратить его продуктивно, должны от некоторых вещей откупаться, а перед тем платить налоги на обучение. Школа сейчас не дает критического мышления, свободы и меритократичности (когда мы уделяем усилия для результата). Усилия искажаются в сторону угождения учителю, программе, вместо того, чтобы демонстрировать стремление, результативность, конкурентоспособность. Мы также видим воспроизведения запретов как единственного способа наведения дисциплины. Не через мотивацию, направление учеников, а через запрет. Но общество движется к большей открытости. Ребенок, получая такой позыв в медиа, не понимает, почему он должен двигаться через запреты в школе. Соответственно, может ставиться под сомнение школа как таковая.
По окончанию школы человек получает паспорт, он делает свой выбор как гражданин, выбирая политиков или сам идя в общественные институты. Мы, с одной стороны, имеем 100-процентную образованность, что хорошо. С другой – это может создавать иллюзию образованности. Если мы сравним уровень знаний выпускника киевского ВУЗа со средним выпускником европейских стран, мы увидим сильную разницу и в знаниях, и в умении ими пользоваться. Но сам выпускник считает, что получил хорошее образование. Это опасно. Создается иллюзия образованности, где мы имеем полузнание.
У меня был проект в Яремче. В горных селах у родителей есть тенденция не отдавать детей в школы. Это подрывает наше представление о 100-процентной образованности. В маленьких городках мы имеем ситуацию, что один учитель преподает и физкультуру, и язык. Часто он, не имея высокого социального статуса, может не хорошо о себе заботиться и приходить на уроки в нетрезвом состоянии. О каком качестве образования мы можем говорить? В то же время родители должны потратить деньги на то, чтобы ребенок учился: на проезд, обед. В Яремче они честно говорят: «Лучше ребенок мне поможет с туристами или по хозяйству. Зачем я буду тратить деньги на эту сомнительную деятельность?».
Проблема для всех
Образование – это проблема не только педагогов, родителей и детей, а всего общества, потому что оно формирует ценности: что – плохо, а что – хорошо. Изменения в образовании нужны кардинальные, но они касаются не только образования, как такового, но и управления образованием. Министерство не может все решить и все решать, но даже активные педагоги ожидают решения с его стороны. Важно, что сейчас министерство открыто к изменениям. Моя коллега выразила мнение, что наш госаппарат рассчитан на то, что был председатель партии, который все решал, а госаппарат контролировал, как это воплощается. Поэтому от министерства можно ожидать зеленый свет, но не содержательные наработки.
Во времена Табачника было движение по обесцениванию реформы образования, качественного доступа к ней. Уничтожалось представление о том, что образование дает возможности, что это социальные лифты, развитие. Следствие – исказилась система ВНО. Это, конечно, хороший шаг, который должен быть, чтобы дети получали равные шансы на поступление в ВУЗ, но школы превращаются в тренировки к ВНО. Мы не учимся думать, мы тренируем какие-то схемы, которые нам дадут доступ к еще одной схеме, которая нам даст диплом, который, возможно, даст нам путевку в жизнь или эллементик безопасности.
Сейчас мы работаем с учителями по наработке темы, каким образом в школах возможно говорить о свободе. Какая бы ни была благородная тема – демократия, свобода, не коррупция, равноправие, меритократия – на уроке она может звучать, но после окончания будет атмосфера тотальной несвободы в школе – зарегулированность, несоответствие правилам, все вещи, которые содержанием уроки отрицались.
Идя не от действий, а от слов, школьники учатся обманывать систему. Это дает нам гибкость мышления. Чем украинские специалисты хороши в развитых странах? Они в некоторых вещах очень виртуозны, не двигаются по шаблону. Учат идти по шаблону, но практика говорит, что нужно как-то их избегать. Мы нашу энергию направляем на то, чтобы избежать более базовых вещей. Это как виртуоз, который нот не знает. Мы основ не знаем, а по каким-то продвинутых вещам умеем балансировать.
Часто педагоги воспринимают родителей не как сторонников, а как тех, кто может тормозить процесс. Почему так? Для человека в состоянии тревожности сигналы, которые он не понимает, например, что нужно окна в школу ставить, он воспринимает как усложнение жизни. Соответственно, родители рассматривают школу не как партнера, а как еще одно препятствие, от которого надо откупиться. Педагоги зажаты между бюрократической системой, родителями, школьниками, которые якобы не хотят учиться. Сам учитель зависит от программы, от того, что скажет руководство. Программа сильно сконцентрирована, сильная нагрузка идет на детей, но их не мотивируют учиться. Идет просто переливание знаний из одного в другое – насколько запомнил? Не мотивированы ни учителя, ни дети, а родители вообще воспринимают это как расход. Получается, что все стороны страдают. В министерстве, наверное, тоже не в восторге от этой ситуации. Я это привязываю частично и к стревоженности, когда родители не готовы поговорить с учителем, чтобы совместно решить проблему. В этой ситуации трудно строить доверие.
Экономика vs Образование
От того, что у нас такая ситуация в образовании, страдает также экономика. Например, 90% выпускников в Украине завершают обучение, тогда как в развитом мире этот показатель – 40-50%. Это говорит о том, что, возможно, не все должны закончить обучение. Это наталкивает на мысль о коррупции в учебных заведениях, плагиате. Еще государственным учебным заведением не выгодно отчислять людей, потому что в следующем году может уменьшиться госзаказ. Это аспект бюрократии, который влияет на качество.
Другая экономическая проблема – стоимость переквалификации. В 2006 году было исследование (надеюсь, что сейчас ситуация изменилась), что 57% студентов Киева не планируют работать по специальности. То есть мы идем учиться, сразу понимая, что это нужно, чтобы получить корочку.
Шаг вперед
Развитие образования в Украине остановилось где-то на 70-80-х годах. Когда начал разваливаться Союз, программы с ориентировкой вперед сверху не было. Но мир сильно изменился. Получается, что мы только догоняем какие-то вещи, хотя они могут быть уже не нужны. Много денег в развитых странах тратится на искусственный интеллект. То есть вещи, которые, в принципе, могут изменить подход к образованию. В Финляндии переходят от изучения предметов к изучению тем. Например, Вторая мировая война изучается и с позиций взаимодействия в семье, и истории, и религиоведения, и искусствознания. Возможно, это направление, за которое нужно ухватиться?
В мире меняется способ обучения. Он переходит в обучение в течение жизни, больше кастомизируется, становится меньше общих вещей, больше тех, которые человек может сам себе выбрать. Можно дискутировать об уменьшении внимания к фундаментальным знаниям и увеличении того, как пользоваться знаниями.
Вообще какие-то фундаментальные знания нужны и какие именно? Почему мы, например, историю философии рассматриваем периодами? Почему мы делаем именно такие акценты. Возможно, сейчас мы должны рассматривать ее под другим углом. Возможно, в связи с открытиями на адронном коллайдере мы должны переосмыслить физику. Наука в мире настолько стремительно развивается, что мы не то, что не успеваем, даже не знаем об этих открытиях. Мы считали нашу жизнь фактом, а она перестает быть таковым. Появляется что-то, что движется быстрее скорости света. Соответственно, подход к обучению меняется. То, как должна выглядеть программа, от точных до гуманитарных дисциплин, требует переосмысления. Не то, что мы все изменим и забудем. Важно проговорить эту ситуации.
В Украине концепции образования нет, ее надо спродуцировать. Первым шагом должна быть помощь школьникам находить знания, учиться учиться. Мое преподавание критического мышления показало, что открытость увеличилась – раньше мы боялись высказывать свое мнение, а сейчас мы его выражаем, но не умеем обосновывать. Даже в аналитических записках эксперты пишут выводы и обосновывают их выводами вместо того, чтобы объяснить.
Если есть какая-то дискуссия с философской темы, например, классическая ситуация: ваша машина выходит из-под управления, и у вас есть два варианта – сбить человека или повернуть и сбить оленя. Человека спрашивают, как он поступит. Разница между украинскими и европейскими студентами в том, что первые склонны решить, еще не зная почему.
Должно ли образование быть массовым явлением? Это то, что называется Private Good или Public Good. Вопрос в том, какая часть образования должна быть обязательной. Возможно, должно быть лишь базовое. Это обсуждается, но еще не на решающем этапе. Должно ли образование быть массовым – тоже вопрос. Нужно ли оно нам в таком виде? Профессор Ярослав Грицак говорит, что лучше пусть люди проучатся в плохом университете, но проучатся. Я с ним спорю: эти 5 лет – время, когда мозг еще очень продуктивно воспринимает всю информацию. Мы с мужем начали новое обучение, и насколько это сложно, вы себе представить не можете. Раньше это запоминалось быстро, а сейчас переделать свое старое представление очень сложно. Не вопрос в том, сколько мы лет учились, а в том, какие когнитивные навыки развили. Поэтому, возможно, какая-то часть образования должна была быть обязательной. Может, не в годах, может, это должны быть какие-то компетенции. Если раньше образование учило воспроизводить системы, то, возможно, теперь оно должно учить их создавать.
Виктория Топол
Материал подготовлен при содействии фонда “Відродження”
