В Донецкой области зарегистрировано 530 тысяч переселенцев. Среди них есть Ольга. Чтобы сохранить работу, она побывала чуть ли не в каждом кабинете в Министерстве образования, писала министру и переехала в Краматорск.
Ольга из Донецка. Ей часто приходится ездить через блокпосты «ДНР», поэтому она попросила не называть ее фамилию. Она кандидат педагогических наук, работала в одном из институтов. Когда начались боевые действия, ее дочка заканчивала школу.
– Выпускной был только до восьми вечера из-за комендантского часа. Впервые я не услышала украинского гимна.
Из города женщина уехала летом, после того, как попала под обстрел. Они с дочерью как раз вернулись из Ивано-Франковска. Девочка сдавала тестирование там, потому что в города, близких к боевым действиям, они ехать побоялись.
– Наш двор так сильно обстреляли, что мы бежали в бомбоубежище. Это так страшно. С градов прямо в наш двор! До нас тогда еще не дошло, что, когда стреляют из градов, нельзя бежать – лучше спрятаться в доме. Мы выбежали и не знали, куда деваться. Рядом у нас школьный двор, и там бомбоубежище. Но школу надо было оббежать. Дочка быстрее бежит, и я ей кричу: «Беги, не смотри по сторонам». Чтобы она не испугалась. Я чувствовала, что там будут люди лежать. И так оно и было. Тогда или пять, или шесть людей погибло. Котов, собак, голубей много.
Как только Ольга с дочкой добрались до бомбоубежища, приехал российский телеканал LifeNews, известный пропагандистскими материалами.
– Одна женщина им фиг натыкала. И я хотела, но вспомнила, что я кандидат наук, – смеется женщина.
Через некоторое время «ДНР» прислало маршрутки, чтобы вывезти людей. Тогда Ольгу удивило, что всего в нескольких остановках от ее дома люди жили привычной жизнью и ничего не знали про обстрел. Ночь они провели у знакомого в магазине. На утро Ольга с дочерью и родной сестрой взяли первые попавшиеся билеты и уехали к матери в Полтавскую область.
Дочь Ольги поступила на переводчика в Национальный авиационный университет в Киеве. Мать поехала с ней помочь устроиться и попутно зашла в Министерство образования узнать, что будет с ее институтом.
– Я им говорю: мне надо работать, но я не буду в «ДНР» выходить на работу. Меня водили по кабинетам, но сказали лишь написать письмо министру.
В ответе говорилось, что она может не выходить на работу, потому что не начался учебный год. Тогда Ольге повезло – она уехала на два месяца в Коломыю (Ивано-Франковская область) работать на выборах.
– Там баллотировался один из политиков. Моя сестра когда-то была его доверенным лицом, поэтому он пригласил ее на работу. Я поехала прицепом, и меня взяли. Мы работали в его штабе.
После выборов пришлось ехать в Донецк. По дороге домой она заехала в Киев и снова пошла в министерство, не оставляя попыток вернуть работу. Ее долго водили по кабинетам и в результате дали номер начальницы департамента образования в Донецкой области. Оказалось, что с 1 декабря ее институт собирались переводить.
– С тех пор я ждала. Мы тайно выезжали из института, который остался в Донецке. Наши трудовые книжки были там, и их не выдавали. Только если мы увольняемся. Я за своей не пошла, ректор знал, на каких митингах я была. Еще во время Евромайдана он просил, чтобы мое лицо не появлялось на телевидении. У него еще сын в «ДНР» был. Мы с коллегой попросили ее знакомую забрать наши трудовые книжки. Ей их выдали, поставили украинские печати об увольнении. В январе мы приехали в Славянск, и нам написали, что предварительная запись не действительна и восстановили в должности.
С украинской печатью в «ДНР» случилась интересная вещь: она до сих пор есть в институте, и бывшие коллеги Ольги ездят в Киев на конференции и пишут там диссертации.
– Это не селедкой торговать, что все равно, при какой власти. Это гуманитарная политика государства. Никто не смотрит, кто где решил остаться. Хотя у нас есть сайт с фотографиями персонала. Я специально нашла рисунок девочки на фоне флага «я люблю свою країну», чтобы мы кардинально отличались от института, который остался.
Бывает, что Ольге звонят люди и просят дать рецензию на научную работу.
– Спрашиваю, у одной где она работает. Оказывается, что в Донецке. Я ей говорю: «Ни вы мне, ни я вам не подходим». Та спрашивает почему. Я отвечаю: «Тому що я працюю не у Донецьку». Она удивляется: да какая разница? Я ей говорю: «Ваша робота не відповідає стандартам, за якими я зараз працюю». Она: «По каким другим стандартам вы работаете?». Я сказала, що працюю за концепцією патріотичного виховання дітей та молоді в Україні і не співпрацюю з терористичними організаціями.
Институт переехал в Славянск, но живет Ольга в Краматорске, города расположены рядом. Там у знакомой снимает квартиру. На работу каждый день ездить не приходится, потому что там до сих пор нет компьютера. Ее кабинет – это кухня.
Это не единственный недостаток института. Весной случилась неприятная ситуация. Ольге три месяца не выдавали пропуск в зону АТО. Она ездила за вещами без него. Но после майских праздников ее не пустили назад. На работе это засчитали как прогул. Ей высчитали все надбавки, хотя в Донецке она все равно работала.
– Мне сказали, что я могу это оспорить. Но у меня не было времени. Сейчас продолжаю там работать. Хоть меня и обидели, я не могу быть без работы, потому что ребенок учится. А в Донецке я работать не буду, даже если придется попрошайничать.
По той же причине ее муж остался в Донецке. Он пенсионер, поэтому устроиться на новую работу будет сложно. А так он работает на шахте Засядько, подконтрольной Украине. Ольга утешает себя этим и ждет, что сможет вернуться в Донецк. Там осталась трехкомнатная квартира с теперь уже побитыми окнами. Они с мужем заклеили их скотчем, менять – нет смысла.
– До этого я даже не знала, что у меня из окон видно аэропорт. Я знала, с какой он стороны, но никогда не смотрела. А когда 26 мая там начались бои, я посмотрела, а там видна сама надпись – аэропорт имени Прокофьева. Во время обстрелов муж спал в коридоре. Я всегда в ванну пряталась. У меня девятый этаж, и как-то в квартире через стояк пробило крышу прямо в ванную. С тех пор я перестала прятаться в ванной, когда приезжала.
В Краматорске Ольга приживается сложно.
– Мне здесь негде гулять. Я неохотно обзавожусь новыми вещами, даже если они мне нужны. Мне было холодно, но я долго не покупала одеяло. Мне казалось, если куплю, то надолго здесь останусь. Всю прошлую зиму проплакала. Слезы можно было не ведрами, а озерами мерить.
Но теперь Ольга не плачет. В ее жизни появились «Краматорські бджілки». Это волонтерская организация, которая помогает украинским военным. В свободно время она ходит туда и плетет сетки.
– Я очень рада, что нашла их. По субботам я обычно сидела за компьютером, но теперь плюю на все. Моя работа не закончится никогда, я лучше сетки поплету. Я как на релакс туда хожу. У нас общие темы, я там не боюсь говорить с людьми. Там – мои люди. Пока работаем, кто-то может читать новости, мы их обсуждаем. Даже Путина похаем, и нам легче.
«Краматорські бджілки» отправляют военным не только сетки. Еще делают кикиморы, собирают продукты и аптечки.
– Лучший вариант интеграции – это привлечение к совместному действию. Человек чувствует себя полезным, он может сделать такой же вклад, как и все остальные, – говорит социолог Оксана Михеева.
Такого же мнения придерживается и Марта Чумало, замруководителя общественной организации «Центр жіночої перспективи».
– Полезными были бы мероприятия, которые показывали бы друг другу специфику местных и людей, которые приехали. С одной стороны, это бы могли быть какие-то совместные мероприятия. С другой стороны, нужно посещать мероприятия друг друга.
Волонтеры не только помогают военным, но и проводят украинские фестивали и ярмарки в Краматорске, где зарабатывают на материалы для сеток и кикимор. Половина волонтеров – переселенцы и ветераны АТО. Ольга говорит, что там работают святые люди, которые стали ей еще одной семьей.
Виктория Топол
