Крым и Донбасс из уст очевидцев

Что из себя представляет «ДНР» сегодня? Почему поменялась их внутренняя политика? Как проявляют себя украинцы в Крыму? Чего хотят крымские татары от Украины? Об этом рассуждали корреспондент «Новой газеты» Павел Каныгин и редактор «Української правди. Життя» Анастасия Рингис.

 

Павел Каныгин – журналист российского издания «Новая газета». В июне этого года его задержали боевики «ДНР» за то, что у него не было аккредитации, которую обещало изготовить «министерство информации» «ДНР». Павел рассказал про свое задержание и про внутреннюю политику «ДНР».

 

Павел Каныгин

 

Когда меня похитили, моя редакция правильно повела себя и незамедлительно подключилась, не стала чего-то ждать и вступать в переговоры, сразу же объявила о похищении. Нет ничего хуже для товарищей из «ДНР», чем ситуация, в которой они оказываются в роли нелегитимных похитителей, которые творят беспредел. Они же хотят быть легитимными, уважаемыми, с которыми здороваются в Минске европейские деятели. Когда выясняется, что они занимаются похищениями журналистов, для них это очень больное место. Это фантомные боли по строю «государства». Это важный момент: если вы называетесь государством (мы понимаем, что, конечно, это не так, но, тем не менее), вы должны соблюдать некоторые правила, которые обычно соблюдают государственные институции. Есть некие супервайзеры у истории под названием «ДНР». Когда люди «ДНР» явно начинают переступать какую-то черту, которая в имиджевом плане бьет по Москве, в первую очередь, то супервайзеры начинают улучшения в «ДНР» и объяснять, что так делать не надо. Журналистов похищать нельзя, а тем более – русских журналистов.

 

Когда они бьют людей, то знают, что их никто не увидит. Для них самое страшное, когда злодеяния начинают фиксироваться и доставляться в медийное пространство. Когда они били меня не по-ментовскому, когда бьют так, что этого никто не видит, что никто побои не снимет, а когда били в глаз и оставляли огромный след, они были уверены, что 30 дней я посижу на подвале и все зарастет. А потом я выйду и буду рассказывать, что били-пытали, а мы скажем, что он наркоман и покажем даже справку. Но эта ситуация не выгорела, потому что они переоценили свои возможности и свою храбрость.

 

Сейчас в Донецке не работает ни один иностранный журналист, практически никто не получает аккредитацию. Вместо двухмесячной аккредитации ввели одноразовые пропуска – только для рукопожатных, верных идее Новороссии пропагандистам. Это удивительная особенность последних недель, когда они от прозрачной модели отношений со СМИ перешли к полностью управляемой системе контроля. Бородай (он человек разный, но не глупый, и очень циничный) первое, что сделал, – убрал бандитов от тонких процессов, завел туда людей, как он. Они наладили абсолютно нормальную работу с медиа, впускали всех, в том числе и украинских журналистов. Бородаю было интересно, чтобы о молодой «республике» гремели все СМИ и рассказывали, как хорошо строится русский мир. А после Бородая туда пришли тупорылые идиоты, которые раньше продавали курицу, а теперь они начали работать в более сложных организмах. Но ничего не получается. Нельзя заткнуть всем рты и добиться тем самым молчания. Получается так, что люди теперь работают не в Донецке и не дают тем же продавцам курятины высказать какие-то свои идеи или опровергнуть какие-то оценки и суждения, а заставляют их, сидя в Москве, Хельсинки, Киеве, Вашингтоне заниматься расследовательской журналистикой. Есть полно инструментов, чтобы узнать, какого рода бизнес ведет Захарченко, чем занимается Ходаковский, кого крышует Моторолла.

 

Анастаия Рингис

 

Анастасия Рингис – журналистка «Української правди. Життя» и впрошлом – «Фокуса». Она уроженка Крыма, поэтому рассказала о наиболее близкой для нее теме. Как притесняют крымских татар на полуострове и насколько сильное там проукраинское движение.

 

 

Во время и после аннексии мы вообще не говорили, что в Крыму есть украинцы. В нашей медиа-среде массировалась только тема оккупации. Но мы совсем не писали, как этим украинцам жить в Крыму. Для меня было показательным, что в Севастополе – это оплот русского мира в Крыму – есть украинское комьюнити. Я говорю: «Почему вы не выезжаете?». По большей степени это были предприниматели. Большинство предпринимателей остались на проукраинских позициях, потому что аннексия не законна, потому что Российское государство помимо того, что нарушило все морально-этические нормы, оно еще устроено таким образом, чтобы там частному предпринимателю очень сложно. Там бухгалтерские отчеты напоминают наши отчеты с 90-х. Тем не менее, предприниматели не выезжают. Они говорят: «Чтобы, когда Украина будет возвращаться, вам было, куда вернуться».

 

Эти люди ночами собираются в гостях и пишут на русских деньгах «Слава Украине». А потом в ночи бегут к банкоматам и этими деньгами рассчитываются за коммунальные услуги. У них есть еще фишка: они всегда в банкомате выбирали українську мову, пока еще можно было выбирать. Или у одной девушки, бухгалтера, есть штампик герба Украины и она все время проштамповывает деньги, которые уходят.

 

Я очень долго жила в Крыму, и мы жили с татарами параллельными историями, и отношение к ним было необоснованно негативное.  Много слышу про репрессии украинских татар. Не из украинских медиа, а от людей. Мне пишут крымские татары, что в селах, в степном Крыму, есть притеснения.

 

Вы знаете, что когда Джемилева не пустили в Крым, оштрафовали 2000 крымские татар? Российская пропаганда говорит, что притеснения крымских татар нет. Оно есть, просто иногда можно бить человека так, что следов на теле не остается.

 

Когда я приехала посмотреть на блокаду, то мне удалось пообщаться с Чубаровым и Ленуром Искаваном, как они дальше видят свой путь развития. Блокада, а что дальше? Дальше они хотят бороться за статус крымско-татарской автономии. Я считаю, что мы должны их поддержать в этом, потому что исторически это их земля. И они оказались большими украинцами, чем некоторые другие украинцы. Крымских татар постоянно депортировали. Это началось не после Второй мировой войны, их выселяли еще при Екатерине. И у меня нет сомнений, что крымско-татарская автономия им не помешает. А для возвращения Крыма это необходимый этап.

 

Для того, чтобы получить статус коренного народа, не нужно быть большинством. Это защита меньшинства от большинства. Мы понимаем, что без культурного разнообразия мы, как человечество теряем, а мы, как украинцы, – приобретаем. Я чувствую Украину как мультикультурную страну и этому рада.

 

Виктория Топол